объединять свое имя с именем молодого холостяка; как трудно, дитя, прививать тебе приличные манеры! Можно, пожалуй, сказать, что между нашей милой Синтией и Роджером существует особое отношение, однако определить его чрезвычайно трудно; я убеждена, что именно поэтому она старается как можно реже об этом упоминать. А между нами, Молли, я часто думаю, что ничего из этого не выйдет. Он уехал надолго, а Синтия, признаться тебе честно, не отличается постоянством. Помню, у нее однажды уже было увлечение, впрочем это уже далеко в прошлом, а с мистером Хендерсоном она по-своему весьма обходительна, — видимо, у нее это наследственное, потому что меня в молодости тоже осаждали поклонники и у меня никогда не хватало душевных сил кого-то оттолкнуть. Ты не слышала, не говорил ли дорогой папа в последнее время про старого сквайра или нашего милого Осборна? Мы так давно не видели Осборна и ничего о нем не слышали. Полагаю, он в добром здравии, в противном случае нам бы стало об этом известно.

— Насколько я знаю, он здоров. На днях кто-то упомянул, что его видели во время верховой прогулки, — да, я вспомнила, это была миссис Гудинаф, — и он выглядел куда бодрее, чем все это последнее время.

— Вот как! Я, право же, рада это слышать. Я всегда прекрасно относилась к Осборну, а вот к Роджеру, должна тебе сказать, так и не прикипела сердцем. Я его, разумеется, уважаю и все такое, но его даже сравнить невозможно с мистером Хендерсоном! Мистер Хендерсон так хорош собой, так тонко воспитан, и перчатки всегда заказывает только у Убигана!

И действительно, они уже довольно давно не видели Осборна Хэмли, однако, как это часто бывает, стоило о нем заговорить, и он появился. На следующий день после отъезда мистера Гибсона миссис Гибсон получила от владельцев Тауэрс записку — каковые теперь стали делом куда менее обычным, чем раньше, — с просьбой съездить в поместье и отыскать там книгу, или рукопись, или что-то еще, что со всей настойчивостью больного человека возжелала леди Камнор. Лучшего развлечения в пасмурный день желать не приходилось, и миссис Гибсон немедленно пришла в самое благостное расположение духа. Записка свидетельствовала об особом доверии, давала возможность развеяться, не говоря уже о приятной прогулке в пролетке по древней благородной аллее и о возможности ненадолго почувствовать себя единоличной хозяйкой всех этих великолепных комнат, которые она когда-то так хорошо знала. В приливе великодушия она предложила Молли ее сопровождать, но вовсе не огорчилась, когда Молли нашла предлог остаться дома. В одиннадцать утра миссис Гибсон отбыла, разодетая в пух и прах (так это описала служанка, саму даму подобное выражение привело бы в ужас), — наряд был предназначен для того, чтобы произвести впечатление на прислугу в Тауэрс, ибо больше смотреть на него было некому.

— Я никак не вернусь раньше середины дня, дорогая! Надеюсь, тебе не будет скучно. Уверена, что не будет, ибо ты, милочка, в этом похожа на меня — наедине с собой ты менее всего одинока, как справедливо заметил один из великих ораторов. [88]

Для Молли получить дом в полное свое распоряжение было таким же счастьем, как для миссис Гибсон — получить в свое распоряжение Тауэрс. Молли попросила, чтобы второй завтрак ей принесли на подносе в гостиную; она ела бутерброды, не отрываясь от чтения. Она еще не закончила, когда доложили о приходе мистера Осборна Хэмли. Он вошел в гостиную; вид у него был совсем больной вопреки уверениям близорукой миссис Гудинаф о его цветущем здоровье.

— Я не к вам пришел, Молли, — произнес Осборн после обычного обмена приветствиями. — Я надеялся застать вашего отца; подумал, что второй завтрак — самое для этого подходящее время. — Он присел, будто рад был возможности передохнуть, и утомленно сгорбил спину, — судя по всему, поза эта успела стать для него столь привычной, что его уже не останавливало осознание того, что она противоречит хорошим манерам.

— Надеюсь, вас привела сюда не потребность в его профессиональном совете? — спросила Молли, гадая про себя, правильно ли сделала, заговорив о его здоровье, впрочем прежде всего этот вопрос был вызван неподдельной тревогой.

— Да, именно. Не возражаете, если я съем сухарик и выпью немного вина? Нет, не звоните, больше ничего не надо. Даже если что-то принесут, я не смогу больше ничего проглотить. Мне бы чуть-чуть подкрепить силы; вполне достаточно, благодарю вас. Когда вернется ваш отец?

— Его вызвали в Лондон. Леди Камнор стало хуже. Как мне представляется, ей предстоит некая операция, но точно не могу сказать. Вернется он завтра к вечеру.

— Прекрасно. Придется подождать. Надеюсь, к тому моменту мне станет лучше. Мне кажется, отчасти это мои фантазии, но я хотел бы, чтобы ваш отец подтвердил это. Полагаю, он лишь посмеется надо мной, но, видит Бог, я на него не обижусь. Он ведь всегда строг с пациентами, склонными воображать себе бог весть что, не так ли, Молли?

Молли подумала, что, если бы ее отец видел Осборна сейчас, он вряд ли бы назвал его страхи фантазиями и уж тем более не стал бы проявлять строгость. Однако она ограничилась тем, что сказала:

— Вы же знаете, папа вообще любит пошутить. Он видит столько горя, что часто находит утешение в доброй шутке.

— Воистину. В этом мире вообще очень много горя. Мне кажется, это не слишком счастливая юдоль. Так Синтия уехала в Лондон? — добавил он после паузы. — А мне бы так хотелось с ней повидаться. Бедный Роджер! Он всем сердцем любит ее, Молли, — добавил он.

Молли не знала, как на это ответить, — так ее поразила перемена в его голосе и манерах.

— А мама уехала в Тауэрс, — сказала она наконец. — Леди Камнор понадобилось несколько вещиц, которые никто, кроме мамы, не сможет найти. Она будет очень расстроена, что не повидалась с вами. Только вчера мы говорили о вас, и она напомнила мне, как давно мы уже вас не видели.

— Да, я стал неаккуратен в смысле визитов, но я почти постоянно ощущаю такую слабость и усталость, что мне едва хватает сил сохранять лицо в присутствии отца.

— Почему же вы раньше не пришли к папе? — удивилась Молли. — Почему не написали ему?

— Сам не знаю. Все это так изменчиво — мне то делается лучше, то хуже; вот только сегодня я собрался с силами и решил все-таки выяснить, что мне скажет ваш отец, а вышло, что я пришел зря.

— Мне очень жаль. Но надо всего лишь подождать два дня. Как только